There is need for JavaScript.

О нас
Новости
Живи Израиль
Культура
Алия
Балаган
Почта
Россия-Израиль
Статьи и материалы об Израиле
Нельсон Рокфеллер и ИзраильИзменять ли Закон о возвращении.Йони. Фильм Семена ВинокураЭтот народ непобедим."Слово Божие сделало меня сионистом!"ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО ДЖИММИ КАРТЕРУ И МЭРИ РОБИНСОНОперация "Остров Грин"Фильмы об Израиле (YouTube)Война «Облачный столп».Лики Израильской армии.Территории и оккупантыПастор Джон Хейджи: «Ани исраэли - Я – израильтянин»Капля разума в океане левого безумияЛариса Латыни после поездки в Израиль.На храмовую гору можно и нужно восходить !Наша правда и их "правда"В. И. Новодворская "Об Израильско-арабском конфликте"Дина Рубина "Дети""Точки над i". Е.Биргауз Phd, зампред. Ассоц. дружбы Израиль-Россия.Поддержи Петицию «В защиту Израиля, в защиту разума»Елена Боннэр "Об Израиле и мире"Речь Руперта Мердока при вручении ему "National Human Relations" ПремииМеир Хар-Цион и Красная СкалаПредлагаемая вашему вниманию статья была написана 41 год тому назад!Найди отличиеНЕТ переговорам о разделе Иерусалима !Впечатления от Израиля: "Я почувствовал себя евреем с мессианским комплексом"Израиль может надеяться только на себяДж. Фара: Если бы Израиль не возродился...Барри Рубин: "Вот почему Израиль выигрывает войны - 12 факторов"Яалон: "Программа размежевания провалилась"День независимости Израиля.Елена Боннер о бойкоте израильских ученых.Земля обетованная.Что ищут в Израиле 3052 еврея из Нью-Йорка и Нью-Джерси?Арабы разыгрывают карту «бакшиша»Раввин Гельман: "В конфликте вокруг Газы правы все стороны"Инна Аролович: "Неизведанный Израиль"Авигдор Либерман: только "русские" смогут спасти Израиль!Ирина Цыпина: “Путевые заметки на страницах острова Алия”Евангелист Робертсон: «Израиль – это святое»Давид Шехтер: Запад есть запад, а восток есть восток?Шифра Хоффман: "Ода еврейскому “поселенцу”Яшиго Сагамори "Еще раз про любовь"Аркади Мил-Ман "Израиль с Россией друзья по несчастью"Чарль Краутхаммер "Интифада окончена - Израиль победил. "Заявление Елены Боннер 11 мая 2004 года"Где же находится Иерусалим"Раввин Джонатан Сакс "Плохому предшествует демонизация"Позитивная реакция Сохнута на обращение ""Hebrew SOS" из России.Спасители человечестваПравозащитная поддержка плана мира Бенни Эйлона.Посадите дерево в ИзраилеЭпизод эпохи борьбы за создание Израиля (видео на англ. яз.)План мира Бенни Эйлона-- 58 --

Внучке Шолом-Алейхема 100 лет

ИНТЕРВЬЮ с Бел Кауфман:

Повесть о молодой учительнице, мисс Бэрретт, попавшей в школу для трудных детей «Кэлвин Кулидж хай скул», написанная Бел Кауфман в 1965 году, породила сотни подражаний в литературе и кино. Кауфман первой удалось описать школу такой, какая она есть. Фильм, снятый по книге, показывающей настоящую жизнь школьников, даже запретили смотреть детям до двенадцати. Дело было еще в 1967 году в демократичной Америке. Бел Кауфман, которая сейчас готовится отпраздновать столетний юбилей, уверяет, что за все это время ей не приходилось читать ни одной книги про школу, которая бы в какой-то мере не повторяла ее повесть. Учительница и писательница и в канун столетия продолжает преподавать и исследовать молодые души. Начиная с нового года она будет читать курс лекций в Нью-Йоркском университете по еврейскому юмору. АНАСТАСИЯ ОРЛЯНСКАЯ навестила Бел Кауфман в ее квартире на Манхэттене.


– Бел, скажите, это правда, что вам до сих пор молодые писатели присылают рукописи повестей и романов про школу?

– Да, много писем приходит. И рукописи присылают, и советов просят. Очень много вопросов от людей, которые хотят писать про школу. Но я заметила, что всё, что мне присылали, все истории так или иначе повторяют «Вверх по лестнице…».

– Вероятно, вам удалось описать все основные школьные архетипы... Расскажите, как вы работали над книгой?

– Я тогда была учительницей, работала в нескольких школах. Я была, как у вас говорят, «училкой», видела все изнутри. Записывала то, что видела, то, что меня волновало. Я все бумажки собирала, ничего не выбрасывала, все документировала – записывала даже, кто из учеников какие ошибки делал. Всё вплоть до мелочей: нарисовала план, школу нарисовала, где какая комната находится, что в этой комнате... Тогда не было компьютера, приходилось чертить разноцветными чернилами.

– Получается, что вы использовали чисто документальный метод. Просто фиксировали, и все?

– Отчасти. Я меняла имена и места, чтобы люди не узнавали себя. Некоторые вещи я вообще выдумала, это же роман, художественное произведение. Еще я описывала своих учеников с любовью, это самое главное. Я до сих пор помню их лица.


У меня был один ученик. В конце семестра он сказал мне, что не вернется в школу. Он все предметы провалил, кроме науки. Я жила тогда рядом со школой, пригласила его домой, открыла дверь, а он даже стеснялся зайти. Я взяла книгу с полки, как сейчас помню, книга из серии «биографии ученых», под названием «Microbe Hunters». Я думала, больше его не увижу, но он вернулся в школу осенью. Я была очень рада и спросила, прочитал ли он книгу, а он ответил, что нет. А вернулся потому, что я уделила ему внимание, привела к себе домой, подарила книгу в твердом переплете. Это для него оказалось очень важно.

© Из архива Бел Кауфман

Бел Кауфман. 50-е годы

– Вас и сейчас приглашают выступать в школы Нью-Йорка. Скажите, они изменились?

– Я думаю, что сейчас в школах Америки гораздо хуже. Тогда хотя бы не было наркотиков. Сейчас, я знаю, учителя боятся в школу приходить, потому что у детей есть оружие.

– Если бы вы сейчас пошли преподавать в нью-йоркскую школу на окраине, вы бы боялись учеников?

– Детей надо любить, а не бояться. Посадите Бел Кауфман в класс, и вы увидите, какая перемена произойдет. Мне всегда удавалось находить в большом классе хотя бы одного, который пришел учиться. Я считаю, ученика нужно уважать – вне зависимости от того, откуда он. Нужно уважать личность, найти в нем что-то уникальное. Я была хорошим учителем, даже сейчас ко мне приходят бабушки, которым 80 лет, – и они учились в моем классе. Они помнят всё: как я одевалась, какие у меня были каблуки. Это потому, что я их любила.

– Сейчас очень модно стало показывать темную сторону школы, «чернуху». Вы считаете, это правильно?

– Отчего же, показывать стоит. Но я считаю, что делать это нужно с юмором.

– Это ваш дед Шолом-Алейхем научил вас смотреть на вещи с юмором?

– Его юмор оказал на меня очень большое влияние – это смех сквозь слезы. Кажется, будто смешно, но на самом деле описываются очень грустные вещи. Если вы читали «Лестницу», то вы понимаете, о чем это я. Одинокий ребенок, у которого нет друзей, пишет в день рождения Happy birthday to me. Смешно? Или трагично... Или ребенок пишет записку учителю: «Моя мать не может прийти в школу, потому что она умерла»... И вторая моя книга «Любовь и все прочее» (не переведена на русский. – А.О. ) она такая же: я пишу, чтобы смеяться, а на самом деле – о грустном.

© Из архива Бел Кауфман

Бел Кауфман с дедом, писателем Шолом-Алейхемом. Берлин, 1913

– Можете привести пример такого юмора?

– Вам нужно будет заплатить 350 долларов и записаться ко мне в класс! Начиная с нового года я буду преподавать курс по еврейскому юмору в Хантер-колледже в Нью-Йорке. Представляете, студенты будут говорить: у нас новая учительница – ей сто лет!

Я хочу, чтобы мои ученики понимали разницу между юмором и комедией. Юмор идет от души человека, а комедия – это анекдоты... Этому меня научил Шолом-Алейхем. В этом была вся его жизнь – делать так, чтобы люди смеялись. А на своем памятнике он попросил написать, что здесь лежит еврей, который всю жизнь писал, чтобы люди смеялись. Но пока они смеялись и аплодировали, он тайно плакал в одиночестве. Такова история его трагической жизни.

– Шолом-Алейхем умер в Америке. Скажите, он комфортно себя чувствовал в этой стране? Понимают ли американцы его юмор?

– Да, ведь у американцев есть Марк Твен. Говорят, что они встречались, и Шолом сказал: «Меня называют еврейским Марком Твеном», а Марк Твен ответил: «Меня называют американским Шолом-Алейхемом»... Я, разумеется, не уверена, правда ли это.

– А что вы помните о Шолом-Алейхеме?

– Я последняя, кто помнит Шолом-Алейхема, такая я старая: он умер в 1916 году... Помню его лицо, смех и как мы гуляли. Он мне говорил, что чем крепче я держу его за руку, тем лучше он пишет, и я старалась держать его как можно крепче. Он очень нас любил. У меня была кузина Тамара, на пять лет старше, она давно умерла. Мы как-то гуляли в Женеве, и, когда видели пруд, он говорил: «Я дарю его Тамарочке», а если видели озеро: «Я дарю его Белочке». Я это озеро помню до сих пор.

– Бел, вы прекрасно говорите по-русски...

– Я же все детство говорила по-русски. И в Одессе, и в Москве. У меня много русских книг, которые я все время перечитываю. Рассказы Чехова знаю почти наизусть. Когда вам сто лет, в этом есть свои плюсы, все забываешь: беру какую-нибудь книжку, которую я когда-то очень любила, и читаю как новую – интересно же. «Анну Каренину» вот недавно читала... Набоков у меня почти весь есть и по-русски, и по-английски, и по-французски – и лекции, и письма; у меня тут две полки Набокова. Когда мне было шестнадцать, я написала ему восторженное письмо, а ответила его жена: «Мой муж очень занят, спасибо за ваше письмо. Вера Набокова». Я ее невзлюбила после этого.

Очень люблю стихи Ахмадулиной, которая только что умерла. И очень любила Окуджаву, мы были знакомы. Я тогда выступала в Союзе писателей и просто влюбилась в него. Но все они умирают... все поэты, которые были молодыми.

© Анастасия Орлянская

Бел Кауфман у себя дома в Нью-Йорке

– Вы довольно-таки часто приезжали в Россию в начале 90-х. Горбачев вас приглашал, верно?

– Да, часто. Помню, когда была жива его жена Раиса, один американский журнал попросил меня взять интервью у нее – Раиса Горбачева ни слова не знала по-английски. Меня попросили записать интервью и описать, как она одета; предложили очень большой гонорар. Я, помню, еще сказала, что за эти деньги я опишу ее нижнее белье (смеется) . Еще помню, когда я гуляла по Москве, старушка сидела около метро и пыталась продать старые самовары и свитера. Я с ней заговорила по-русски, она мне рассказала, что во время войны она управляла танком и забыла сегодня надеть свои награды. Я заплакала вместе с ней. Москва тогда была бедным, голодным и опасным городом...

– Когда вы с вашей семьей покидали Одессу, там тоже были непростые времена?

– Я жила в Одессе во время революции 1917 года. Каждую неделю там была новая власть – меньшевики, большевики, красные, белые, зеленые... Тогда только что родился мой брат, мне было девять, то есть ему сейчас девяносто лет. Я возила его в коляске, мы гуляли перед домом, и к нам подошли две молодые женщины в кожаных куртках, взяли его из коляски, положили мне на руки и сказали: у нас тоже есть дети. Это был мой первый урок коммунизма. А сейчас я вообще не знаю, что делается в Одессе или в Москве. Мои друзья ездят как туристы в Москву и говорят о ней как о городе, который я никогда не знала: дорогой мегаполис, французские магазины… Это не мой город.

– Вы довольны своей жизнью, не жалеете ни о чем?

– Недавно меня пригласили в Хантер-колледж выступить перед студентами и представили как модель для подражания – мол, вот как нужно жить. Я им тогда сказала, что наделала в жизни столько ошибок, однако, к счастью, прошло много времени, и о многих я уже успела забыть. Мне нравится жить, я любопытная. Мне интересно встречать новых людей, интересно ходить на новые театральные постановки. А мой второй муж (я его встретила когда мне было 60, ему сейчас 94) – он еще любопытнее меня и каждый день ходит на работу: у него передача на телевидении, и он заведует фондом Шолом-Алейхема.

– А что сегодня волнует писателя, ставшего свидетелем целого века?

– Все, что сейчас происходит в мире, мне очень интересно, все так изменилось. Можно за минуту узнать, что делается в Китае. Удивительная техника. Уже интересно, а скоро будет еще интересней. Жаль, что меня не будет. И еще жаль, если книги исчезнут. Вот интересно, что бы Пушкин с этим делал

© Анастасия Орлянская